 |
Хамфри Литтелтон [Humphry Littelton] - 1 |
|
| Краткая биография Хамфри Литтелтона |
Трубач, руководитель оркестра, один из лидеров британского джаза. Родился 23 мая 1921 года в Итоне. В детстве с удовольствием играл на разных инструментах (банджо, фортепиано, ударные), пока в 13 лет не открыл для себя джаз, услышав Луи Армстронга и английского трубача Нэта Гонеллу. Трубу освоил самостоятельно. В 1947 году пришел в ансамль традиционного джаза пианиста Джорджа Уэба, а через год собрал собственный бенд и стал одним из лидеров диксилендового ренессанса в Англии. В 50-60-е годы постоянно приглашал в свой состав известных европейских и американских музыкантов. С ним выступали Луи Армстронг, Бак Клейтон, Бад Фримен, Эдди Кондон, играя диксиленд и свинг. Редко покидал Англию, только в 1959 году гастролировал в Соединенных Штатах. Хамфри Лителтон - один из лучших европейских трубачей. Играя в новоорлеанском стиле, пользовался у себя на родине большой популярностью. Его композиция "Бет Пени Блюз" - первое джазовое произведение, попавшее в двадцатку британского хит-парада поп-музыки. В последствии Хамфри вел свои собственные радио- и телешоу, выступал на международных фестивалях. С возрастом активность Литтелтона пошла на убыль - музыкальная, но не творческая. Он отложил трубу и, взявшись за перо, написал несколько книг. В роли критика и эссеиста, выпустил многотомную автобиографию Play As I Please, вел на радио серию передач The Best Of Jazz. Сегодня Хамфри Литтелтон наряду с Крисом Барбером, Экером Билком и Кенни Боллом относится к числу наиболее почитаемых джазовых артистов. |
| Малоизвестные случаи из жизни - 1 |
1. В чопорном Итоне джаз не просто игнорировали, а активно с ним боролись |
Корни генеалогического древа аристократического рода Лителтонов уходят далеко в глубь веков. Предки Хамфри хорошо проявили себя на военном поприще и в сфере промышленности, в областии политики и религии. Хамфри, однако, не пошел по их стопам и, о ужас, стал музыкантом, и не просто музыкантом, а джазменом. И всему тому причина - излишняя покладистость мамы Хамфри, потакавшей всем капризам любимого сына. Мальчик с детства заинтересовался предметами, издававшими звуки. Сначала это были свиcтки, потом барабанчики, потом аккордеон. Когда же чадо намекнуло, что хочет подудеть на трубе, мама с готовностью откликнулась и на это пожелание, ведь покупка инструментов вошла у нее в привычку. В один из викендов мать и сын улизнули из павильона, где проходил матч в крикет, организованный папой Лителтоном и отправились в центр Лондона, где были сосредоточены магазины по продаже музыкальных инструментов. Пройдясь вдоль витрин, Хамфри уверенно толкнул дверь самого крупного магазина и, войдя внутрь, громко произнес: - Я хочу трубу. Продавец любезно показывал товар, а пятнадцатилетний покупатель с видом знатока недовольно хмыкал и отрицательно покачивал головой. Труба, на которой он наконец остановил свой выбор, выглядела весьма внушительно а стоила недорого, каких-то пять довоенных фунтов стерлингов. Правда эта цена соответствовала качеству, зато все блестело и переливалось. Счастливый Хамфри не мог оторвать глаз от инструмента и, ложась спать, положил ее рядышком под одеяло. Утром следующего дня Хамфри забрался на чердак и углубился в чтение инструкции по игре на трубе. - Да тут вроде все просто, - пробормотал он, прочитав несколько страниц. Подаешь воздух внутрь и инструмент играет словно бы сам собой, успевай только вентили нажимать. Хамфри хотел было выбросить самоучитель в окно, но потом передумал. Приняв боевую стойку, подсмотренную в джазовых журналах, он дунул что было силы в мундштук, но ничего не произошло - труба не откликнулась. В звенящей тишине было слышно только как голуби воркуют на крыше да капает дождевая вода. - Видать я дунул слабовато, - подумах юный трубач и повторил попытку аж побагровев от натуги. Раздалось тихое шипение, напоминавшее выброс пара у паравоза, появившегося вдали на горизонте. - Обманули собаки, всучили неисправный инструмент, - чертыхнулся юный Хамфри. Затем он еще раз на всякий случай заглянул в самоучитель, прочитал повнимательней несколько следующих страниц и обнаружил, что все делал неправильно. Оказывается он дул обычно, словно надувал воздушный шарик, а надо было при этом резко двигать языком между губами как бы сплевывая застрявшие во рту табачнве крошки. Наплевавшись до икоты, Хамфри разбудил наконец упорно молчавшую трубу. Внезапно раздался страшный рев, состоявший не из одной ноты, а из целого каскада хаотических звуков. Голуби, всполошившись, взлетели в поднебесье, а Хамфри тоже перепугавшись, кубарем скатился с чердака. Вернулся он туда только день спустя. И потом просиживал на чердаке очень долго. Интенсивная чердачная практика вскоре принесла желанные плоды: Хамфри удалось воспроизвести фрагменты мелодии "Мемфис-блюз". Имея за плечами столь обширный репертуар уже можно смело организовывать джаз-бенд. В школе нашлись единомышленники, образовался ансамбль. Две недели юные джазмены с увлечением разучивали "Мемфис-блюз". По мере того как лидер совершенствовался, к исходной композиции прибавлялись новые произведения. Хамфри не всегда правильно интерпретировал указания самоучителя и в процессе освоения инструмента лишь чисто случайно не обрел вредные навыки, от которых потом практически невозможно избавиться. Так например во время игры его лицо не превращалось в зверскую рожу с надутыми на лбу венами, чем грешат многие музыканты-любители. Но для постановки туловища Лителтон выработал позу, покрасовавшись с трубой у зеркала. Впрочем сам трубач позднее не рекомендовал другим такой метод обучения и настоятельно советовал все-таки обращаться к опытным преподавателям. Хамфри читал ноты с трудом, поэтому в большинстве случаев подбирал мелодию на слух. - Да и вообще, зачем нужны эти ноты, ведь джаз основан на импровизации, - рассуждал Хамфри, - даже самая детальная транскрипция сольной партии Армстронга не может исчерпывающе отразить ее реальное звучание, все варианты и оттенки. Лителтон был прав лишь отчасти. Да, раньше джаз распространялся только благодаря грамзаписи, нотами пользовались лишь для фиксации музыкальных идей или написания оранжировок. Тем не менее существовало правило: каждый уважающий себя музыкант должен владеть нотной грамотой, иначе он не найдет себе работу в приличном оркестре. Но лично Хамфри чувствовал себя пока вполне комфортно и без нотных знаний. А в спорах заявлял консерваторским крысам, что завоюет славу, не вдаваясь в нотные сложности классической музыки. Самый убедительный аргумент Хамфри приберигал на конец спора. - Представьте себе, что вы играете в ночном клубе, уставившись в нотный лист на пьюпитре и вдруг вырубается свет. Что вы тогда будете делать? А я и темноте сыграю. Ансамбль "Стеил дейл джаз-бенд" пользовался поистине бешенной популярностью. Правда родители юных членов школьного джаз-бенда, глядя на лихого предводителя школьного оркерстра, не чувствовали полной уверенности в том, что их сыновья в смысле музыкального образования находятся в надежных руках. А престарелая преподавательница музыки так и вовсе была твердо убеждена, что баловство с джазом до добра не доведет. Эта леди для перевосспитания учеников пользовалась методами столь же древними как и она сама. Если подросток брал не ту ноту, она хватала его за палец и выкручивала его до посинения. Тяжелый карандаш служил ей не только дирижерской палочкой, но и - орудием для исправления ошибок: саданул по пальчикам пару раз и мелодия полилась чистая как ручей без малейшей фальши. Однако старая карга ничего не добилась. Молодые джазмены, преодолевая трудности, продолжали репетировать дома у одного из членов оркестра. Возмущавшихся соседей приходилось ублажать бесплатным мытьем окон. Однако проблем хватало, поскольку в чопорном Итоне Джаз не просто игнорировали, а активно с ним боролись. Его влияние на отпрысков истинных джентльменов было крайне нежелательным. Увлечение джазом считалось признаком дурного тона. |
2. Военный период в биографии Хамфри Литтелтона оказался весьма коротким |
В 1939 году Литтелтону исполнилось 19 лет. Он все еще учился в школе на последней ступени. Беззаботная жизнь в замкнутом мирке элитарного учебного заведения изредка нарушалась тревожными отголосками тех событий, которые происходили в большом мире. А началось с того, что школьников погнали в аэропорт встречать британского премьер-министра Чемберлена, подписавшего мюнхенское соглашение с кровожадным Гитлером. Восторжено указывая на Чемберлена, директор учебного заведения прокричал в ухо Литтелтону: - Вы понимаете, что это означает мир на ближайшие 50 лет. - Ого, - безразлично промычал Литтелтон, - не приученный бурно выражать свои чувства. Восспитанники Итона оказались превосходным пушечным мясом. Как только грянула война, все ринулись записываться добровольцами. Решающую роль тут сыграл стадный инстинкт: все едут и я поеду. Литтелтон и его друзья подали заявление в гренадеры королевской гвардии. Хамфри чуть не оказался за бортом из-за пустяка. На приемной комиссии полковник поинтересовалсяу Хамфри, в какой крикетной команде он состоял. Когда выяснилось, что ни в какой, полковник остолбенел. - Учиться в Итоне и не играть в крикет? - Ну да конечно, я полный идиот, - смущенно мямлил Хамфри, - но я играл не в крикет, а на трубе. - Э, как ты сказал зовут твоего папу? Ну ладно, так и быть, зачислим тебя в гренадеры, - буркнул полковник, - в ближайший год ты нам не понадобишься, дай Бог с офицерами запаса разобраться. Летом 1940 года Литтелтон получил свидетельство об окончании школы и сразу возникла проблемма что делать.Итти учиться в Кембридж особого смысла нет,- всеравно скоро забреют в армию. Пойти что ли на курсы в сталилитейную компанию, принадлежащую родному дяде? Пока Хамфри размышлял, Германия напала на Советский Союз и армейская машина англичан закрутилась быстрее. Призыв состоялся раньше намеченного срока. Вскоре Хамфри стоял навытяжку в строю и слушал рявканье сержанта. А затем началось: марш-броски, преодоление препятствий и прочие армейские прелести. Хамфри с удивлением обнаружил, что играть ему на трубе некогда да и сил нет. Дополз вечером до койки в казарме и вырубился до утра. Литтелтон взял в руки инструмент, когда его часть перебросили в другое место дислокации и наступила короткая передышка. Среди новобранцев нашлись музыканты и наспех сколоченный джаз-бенд заиграл по вторникам на радость всем присутствующим. Музыканты особенно отличились под конец в день отбытия из тренировочного лагеря. По традиции ремонт здания после того разгрома, который учиняли разгулявшиеся будущие воины производился желторотыми кадетами, прибывавшими в лагерь им на смену. - Я не знаю, что происходило до нас, но в вечер нашего прощального загула, - вспоминал Хамфри, - в столовке оказались выбиты практически все 300 оконных стекол, а столы и стулья превратились в кучу дров, но я здесь ни при чем, лично в буйстве участия не принимал, хотя и признаю, что своей музыкой косвенно способствовал проявлению агрессивных инстинктов. В такие моменты ни в коем случае нельзя прекращать играть - побьют. Мы наяривали джаз до тех пор пока полетевшая бутылка не перебила струны пианино. Вот тут то мы и обратились в бегство. Обученные боевым действиям рекруты делились на две категории. Одни мечтали как можно быстрее встретиться с нацистами и намять им бока, другие воспринимали отправку на фронт как неизбежность и покорялись судьбе без особого энтузиазма. Хамфри Литтелтон, по его собственному признанию, принадлежал ко второй категории. Батальон, в котором он числился, учавствовал в высадке на итальянское побережье неподалеко от Солерно. Хамфри в каске набекрень, в одной руке пистолет, в другой - мешок с трубой, спрыгнул с катера в воду и, истошно вопя, побежал к пляжу. Очутившись на суше бравый вояка огляделся, но врага не увидел. Берег был пуст, если не считать одного единственного человека, который повернувшись спиной к десанту, делал то, за что в мирное время угодил бы на гауптвахту с формулировкой: "Совершение неприличных действий в общественном месте". То есть мужчина спокойно стоял и справлял малую нужду, не прячась в укромном уголке. Где-то вдалеке раздавались пушечные выстрелы, а на пляже никакой пальбы не было. Закончив свое дело, незнакомец удалился, британские бойцы разочарованно переглянулись. Много позже Хамфри очень смеялся, разглядывая старый журнал, посвященный высадке союзников в Италии. На красочных иллюстрациях были изображены американцы и англичане, которые держа над головой оружие, плечом к плечу, двигались к берегу, кипевщему от взрывов мин и снарядов. У Литтелтона в памяти осталась совсем другая картина. По мере продвижения британских войск вражеское сопротивление не наростало. Наоборот, казалось что иидет игра в прятки. Отдельные стычки происходили, но единый фронт отсутствовал, тем не менее у Литтелтона не было ни малейшей возможности поиграть на трубе. Он командовал взводом связистов, так что ему приходилось много суетиться. Немецкого солдата он видел лишь однажды, да и то - мертвого. Военный период в биографии Литтелтона оказался коротким. Спустя 3 недели Хамфри выбыл из строя и покинул район боевых действий. Нет его не ранили - причина была более прозаической. Хамфри заболел малярией. Его погрузили на транспортный корабль и привезли в Африку, где находился армейский лазарет. Удобная койка, чистые простыни, вкусные обеды. Из глаз жертвы малярии текли слезы умиления. Рука потянулась было к мешку с трубой, но вдруг ему так приспичило, что Литтелтон едва успел добежать. Новый подарочек назывался дезентерия. Врачи занимались в первую очередь лечением малярии, а бойцы, страдающие поносом, томились в сортирах, проклиная докторов и коварные бацилы. В таких условиях игра на трубе равносильна самоубийству. Если издерганные люди неправильно истолкуют веселье музыканта, дело может дойти до рукоприкладства. Поэтому мешок с инструментом так и валялся нетронутым в ожидании лучших времен. И они наступили когда доктора, наконец, взялись за дезентерию и больные бойцы пошли на поправку. Среди пациентов госпиталя обнаружились и саксафонисты, и пианисты, и даже один скрипач. Руководителем оркестра выбрали кларнетиста Голдберга, уверявшего, что за его пречами опыт работы в оркестре самого Арти Шоу. Арти тогда был в большой моде, поэтому каждый солдат-музыкант врал, что он сотрудничал с Шоу. Литтелтон подозревал, что кларнетист видел Арти только в кино: играл он паршиво, зато манеры у него были точно как у Арти. Идилическая атмосфера, царившая в Алжирском госпитале, вполне устраивала Литтелтона и он с большим удовольствием остался бы там до конца войны, но не получилось. Организм снова стал подавать тревожные сигналы и Хамфри обратился к местному медицинскому светиле полковнику Лестеру. Полковник сразу известил больного, что в молодости оперировал его великого дядю, удалив тому камни из почек. - А как у вас с нервишками обстоят дела, - поинтересовался доктор, ощупывая живот Хамфри, - говорите в порядке? Тут Лестер слегка отступив, вдруг рявкнул: - Литтелтон! От неожиданности Хамфри аж подпрыгнул. - Вы всегда так вскидываетесь при малейшем звуке? - спросил доктор, довольно потирая руки, - все с вами ясно:нервное растройство, ну и камни в почках. Срочно в самолет и домой в Англию, там разберутся. Больное тело Литтелтона улетело в Великобританию, а прозорливый доктор Лестер вскоре сам стал пациентом того самого госпиталя, в котором трудился. Лечили его в психиатрическом отделении. Как выяснилось, Лестер неизменно ставил один и тот же диагноз "нервное растройство и камни в почках" всем пациентам, включая даже тех, кто поступил с огнестрельными ранениями. Лично у Хамфри претензий к доктору не было, благодаря Лестеру его отпуск затягивался на неопределенное время. |
Продолжение на странице "Х.Литтелтон-2"
| Музыкальный фон страницы: Хамфри Литтелтон [Humphry Lyttelton] и его оркестр играют с Сиднеем Беше (Sidney Bechet) 1949 год |
| Аккер Билк [Acker Bilk] и Хамфри Литтелтон [Humphry Littelton] - "Mood Indigo" |
| Billie Holiday & Louis Armstrong - New Orlean |